Марк Гроссман - Веселое горе — любовь.
Если бы Гриньке — одну пару, только одну! Мама вообще добрая, но она, конечно, сочиняет про скорпионов, и не только взрослый Гринька, но даже самый мелкий мальчишка может рассмеяться в ответ на такое ее слабое сочинение. Ах, если бы Гриньке только одного голубя и только одну голубку!..
Глубоко увлеченный своими размышлениями, он даже не заметил, что калитка совсем открылась, рядом появился дяденька и сцапал его за руку.
Обнаружив это, Гринька сразу на всякий случай заныл и стал, сбиваясь, объяснять, что он не собирался делать ничего плохого. Но мужчина не слушал его, а вел за руку к голубятне.
— Нравится? — спросил он, кивая на стаю.
— Хы! — хмыкнул Гринька, удивляясь такому наивному вопросу и все еще подозревая, что его будут ругать. — Голуби же!
— А что — голуби? — полюбопытствовал мужчина.
— Хы! — еще раз ухмыльнулся Гринька. — Летают, и красивые. Это все знают.
— Скажи-ка, — весело покачал головой мужчина. — Такой маленький, а уже понимаешь.
Он заглянул в большие голубые глаза мальчишки, засмеялся и спросил внезапно:
— Хочешь — подарю пару?
Гринька сразу нахмурился и отошел на шаг в сторонку. Этот мужчина считает его, наверно, полным дураком. Но Гринька уже не грудной и усвоил: в этом мире никто ничего бесплатно не дает. Значит одно из двух: или дядька издевается над мальчишкой, или хочет получить за голубей что-нибудь взамен. Например, деньги. А денег у Гриньки — кот наплакал, поскольку известно, что коты, если плачут, то очень редко.
— Ну, что ж не отвечаешь? — придвинулся к нему мужчина. — Или не нужны птицы?
Гринька отступил еще на шаг и на всякий случай вывернул карманы своих штанов. Пусть этот хитрый человек видит, что у мальчишки нет никаких денег и тут не больно-то поживишься.
Но, взглянув в лицо невысокому дяденьке, Гринька заколебался. Лицо было доброе, с карими глазами и улыбалось.
«Нет, не похож на тюремщика», — подумал Гринька и, хитро прикидываясь маленьким, спросил:
— А как это — «подарить»?
— Ну как?.. Вот возьму пару птиц и отдам тебе. Просто так.
— Без денег? — уточнил Гринька и даже замер от волнения.
— Понятно, без денег. За деньги не дарят, а продают.
Что там было дальше, Гринька не помнит, хотите верьте, хотите нет!
Очнулся он уже на улице. Бежал домой во всю прыть, а за пазухой испуганно укали настоящие теплые живые голуби. Он прижимал их легонько к животу, ощущал под ладонями округлые трепетные тела и все не мог поверить в счастье, свалившееся на него неизвестно как.
Но у самого дома замедлил бег и даже пошел шажком. Мысли у него разбрелись: и радостные, и не очень радостные — куда спрятать птиц и чем кормить их?
Гринька тихонечко вошел в свой двор, пробрался в сараюшку и спрятал птиц под ржавым прохудившимся ведром. Ведро для верности накрыл поленьями и рогожным мешком.
Теперь можно спокойно и как следует все обдумать. И Гринька стал думать. Нет, чердак явно не годился! Мама редко поднимается туда, но ведь поднимается! Если она увидит голубей — конец. Птиц ему больше не видать, как своего затылка. А от этого с Гринькой может случиться горячка, малярия или даже скарлатина. С такого горя и взрослый заболеет, а он, Журин, все-таки маленький, что там ни говори.
И Гринька снова стал думать.
Оставалось одно-единственное место — под домом. Правда, и под домом — не так просто. Там, в глубокой норе, живет Ласка, сибирская лайка, здоровенная собачина, ростом почти с Гриньку. Она оттуда сторожит дом.
Попробуй-ка, вытури ее! Она, небось, такой крик поднимет, что оглохнешь. С глухотой, конечно, можно помириться, дело не в ней. Хуже другое. Услышит мама, и тогда вся затея немедленно рухнет, как крепость из поленьев.
Однако никакого другого выхода не было, и Гринька, вздохнув, пошел к норе. Но именно в это самое время его осветила замечательная прекрасная мысль. Тогда Гринька тишком пробрался в кухню, выудил из кастрюли кусок горячего мяса и, остудив его, вернулся к норе.
— Ласка, а Ласка! — позвал он собаку. — Иди, я тебе полопать принес.
И он показал дыре кусок мяса. Откровенно сказать, Гриньке самому очень хотелось съесть это мясо, оно редко бывало в доме, но ведь каждому понятно: без потерь в таком большом деле не обойдешься.
Ласка выскочила из дыры, стряхнула с себя мелкий мусор и, смеясь во всю огромную пасть, уставилась на мальчишку.
Помахивая куском мяса перед носом собаки, Гринька пошел в сарай.
Зайдя туда, он запер дверь на крючок, завязал на шее у Ласки веревку и второй ее конец прикрепил к своему колену. И скорей стал сооружать собаке новую квартиру. Повалил плашмя большой ящик из-под стекла, накидал в него разных тряпок: пусть лайке будет мягко. Потом вколотил в землю огромный крюк и, отвязав веревку от колена, замотал ее за крюк.
Подумав, вздохнув и почесав затылок, отщипнул немножечко от куска мяса, отдал эту малость лайке, а остальное мясо опять потащил на кухню и опустил в кастрюлю.
Теперь оставалось устроить гнездо голубям. Гринька затолкал в нору картонную коробку, раньше положив в нее охапку сена, и снова помчался в сарай. Вскоре уже он топал оттуда, волоча в обнимку старую ватную куртку, оставшуюся от отца.
Окончив приготовления, Гринька с величайшими предосторожностями перенес своих птиц под дом.
Заткнув лаз в нору ватником, побрел к матери.
Вы не думайте, что если мальчишке семь лет, то он вовсе простофиля и ничего не понимает. Нет, Гринька прекрасно все понимал! Сейчас вы в этом убедитесь сами.
На кухне мамы не оказалось. Она сидела в комнате и быстро стучала на швейной машинке. Шила сыну школьный костюм, потому что — и это вы тоже должны знать — Гринька через месяц уже будет не просто какой-нибудь там Журин Григорий, а ученик первой группы двенадцатой образцовой школы! Конечно, теперь уже, когда есть голуби, школа ему не очень-то нужна, но раз такой порядок — бог с ним! — Гринька пойдет в школу.
— Ты это мне шьешь, мама? — спросил он самым что ни на есть ласковым голосом.
— Тебе, сынок.
— Спасибо, мама.
Варвара Петровна удивленно покосилась на сына, но ничего не сказала.
— Очень красивая форма, — заметил Гринька и даже пощелкал языком. — Ни у кого нет такой.
— Правда? — обрадовалась мать. — Тебе нравится?
— Еще бы! — пылко воскликнул Гринька. — Очень дорогая материя.
— Ну, не очень, — совсем оттаяла мать, — но все-таки красивая и прочная.
Гринька сел на табуретку рядом с матерью и стал следить за тем, как она ловко крутит ручку машинки. Потом сделал строгое лицо и вздохнул.
— Ты о чем, сынок?
